Я вздохнул, а Вита бросила на меня быстрый взгляд.

– Я отправлюсь в волшебную страну вместе с ним, потому что очень хочу помочь ему найти орех, – сказала рыжая голосом феи и приблизила картонную фигурку к бумажному крестному Дроссельмейеру.

По нахмуренным бровям послушника и переглядкам с соцработником я понял, что спектакль немного отклонился от сценария из-за выкриков детей.

– Тогда давайте скорее следить за приключениями Щелкунчика и верить в то, что кто-то разглядит в нем горячее, любящее сердце! – объявил Владимир.

– Одного не сказал волшебник Щелкунчику, – зачитала текст соцработник, пока брат с сестрой меняли кукол в руках. – Чтобы снова стать мальчиком, недостаточно просто найти волшебный орех. Щелкунчик превратится в человека только тогда, когда кто-то его по-настоящему полюбит…

Я включил следующую композицию, и на сцене показались Фриц и Мари, которые под наряженной елкой открывали подарки, принесенные крестным.

– «…Дети отлично знали, что родители накупили им всяких чудесных подарков и сейчас расставляют их на столе», – доносилось до меня, – «но в то же время они не сомневались, что добрый младенец Христос осиял все своими ласковыми и кроткими глазами и что рождественские подарки, словно тронутые его благостной рукой, доставляют больше радости, чем все другие»21.

Потом я включал музыкальное сопровождение будто на автопилоте, сам же размышлял о словах, которые дядюшка Дроссельмейер сказал избалованному племяннику.

***

После спектакля артисты вместе с детьми сели пить чай. В вазочке на длинной ножке лежали ярко-желтые конфеты с лимонным ароматом, обсыпанные сахаром, крекеры и яблоки, а в небольшой глубокой тарелочке – вишневое варенье. Все остались очень довольны, потому что в конце сказки Щелкунчик превратился в учтивого юношу со шпагой, Мари стала его невестой и стали они вместе царствовать в Марципановом замке. Я тоже надеялся, что меня тоже кто-нибудь когда-нибудь полюбит по-настоящему. Раз это не Вита, то пусть найдется другая девушка.

– Вы же придете ко мне тридцать первого вместе с Матвеем и отцом Серафимом, чтобы встречать Новый год? Ничего не изменилось?

– Да, придем, – кивнул Владимир. – Договоренность в силе.

Я бросил на нее быстрый взгляд, и она едва заметно улыбнулась мне, а потом снова начала крутить чашку в руках.

У нее есть желание помириться?

Быть с ней в ссоре меня очень утомляло!

– Ольга согласилась приехать в Липовку на праздничные дни? – поинтересовалась Вита у брата.

– Да. Она приедет как раз тридцать первого.

– Отлично!

После спектакля Вита и Владимир уехали по магазинам закупать продукты. Я же остался в домике для паломников, потому что не хотел казаться навязчивым. Продолжил изучать книгу того профессора, которую обычно читал, когда мы приезжали в Липовку. Я уже не злился на рыжую за отказ, но и быть в ее обществе больше не стремился. Осознал, что насильно мил не будешь. Жизнь вместе с монахами на меня положительно влияла. Я стал намного спокойнее и терпеливее, и свою прежнюю настойчивость и раздражительность вспоминал с улыбкой, однако до конца с ними пока справиться так и не мог, конечно.

Через пару дней, в последний день уходящего года мы с Владимиром засобирались в коттедж, чтобы помочь его сестре с приготовлениями к празднику. Я проследил за тем, чтобы послушник захватил с собой рюкзак, в котором был сюрприз для Виталины.

Мне было любопытно, как в небольшой деревушке готовятся к Новому году. В моей прошлой богатой жизни это всегда были званые ужины и пышные вечеринки, где все друг другу фальшиво улыбались, чтобы не потерять нужные деловые связи и везде иметь своих людей. Здесь же все было по-другому: когда мы только зашли в дом, нас сразу окутал теплый аромат свежего хлеба. Прошли на кухню, и я уставился на руки Виты – они вынули из миски тесто, бережно положили на посыпанный мукой стол. Под быстрыми пальцами появилась сырая хлебная булка с торчащими из нее оливками и с темными вкраплениями сыра пармезана.

– Помощь прибыла! – послышалось за моей спиной, и Вита улыбнулась брату.

– Надо разложить стол и растопить камин.

Владимир ушел в гостиную, оставив меня на кухне. Мы с Витой некоторое время смотрели друг на друга, а потом она снова принялась заниматься тестом.

– Мир? – спросил я.

– Мир, – хмыкнула она, но потом улыбнулась. – Ты мне никогда не рассказывал, почему ты решил приехать именно в Сибирь? – спросила она между делом.

– Потому что никому из моих друзей не пришло бы в голову ехать сюда, чтобы навестить меня – они слишком любят тепло. А я хотел побыть в одиночестве, – я посмотрел на белеющий вдалеке старинный храм через кухонное окно. – Но они пишут. Правда, в основном чтобы пожаловаться, как жарко и скучно в Испании.

– Бедненькие. Работать не пробовали?

Улыбнувшись, покачал головой и посмотрел на Геру: тот валялся на своей лежанке и наблюдал за нами. Я задумался, как же давно не отслеживал в соцсетях жизнь своих бывших друзей. Стало почему-то неинтересно… Когда ты трезвый и только наблюдаешь за бесконечными вечеринками со стороны, не участвуя, – это не так весело. Меня такой отдых уже не цеплял. Наверное, из-за жизни с монахами опять же. Окружение очень повлияло на мои взгляды и поведение. Очень! Танцы до утра, дурь и алкоголь казались мне теперь отравой.

– И все-таки. Почему именно Абалак? – снова поинтересовалась Вита, накрывая тесто полотенцем.

– Хм. Начну издалека… – Я откашлялся. – У моей мамы есть свой модный дом. Фирма, где разрабатывают фасоны модных платьев. Понимаешь?

– Ага.

– После того, что со мной случилось, она открыла небольшую вышивальную мастерскую при этом доме.

– И что там вышивают?

– Оклады для икон.

– Правда? – Вита удивленно вскинула брови.

– Да. Огромные полотна, до полутора метров в высоту, полностью вышитые драгоценными камнями, жемчугом, бисером, золотыми и перламутровыми нитями. Полная зашивка. Не только фон и одежды, но и лики выполнены в виде мозаики.

Вита заинтересованно уставилась на меня, опершись ладонями о стол.

– Очень интересно… – она приоткрыла рот, но потом закрыла; будто хотела добавить что-то колкое, но промолчала. – И что дальше? При чем тут Абалак?

– Однажды мы с медбратом заехали в мамину мастерскую, я искал ее, уже не помню зачем. Она как раз была там и готовила работы для транспортировки, у нее близилась выставка в Европе.

– Где именно? – спросила Вита с хитрым прищуром.

– В Монако… Кхм. Выставка была, по-моему, под патронажем самого князя Монако.

– Там что, сплошь все православные? – хмыкнула она.

– Там много русских.

– И все верующие? – голос Виты был полон ехидства. – Любите вы, богачи, хвастаться своим состоянием заграницей, чтобы вас приняли за своих. – Она задумалась. – М-да. Жаль, что твоя мама не в Сибири организовала эту выставку. Мы бы тоже хотели посмотреть на ее тонкую вышивальную работу, на золото и бриллианты.

– Могу продолжать? – я крепился, чтобы не рассердиться на нее.

– Продолжай, – она отвернулась, занявшись приготовлением оливье.

– Так вот. Пока я ждал, когда она освободится, засел за ее планшет. В браузере была открыта статья о чудотворной иконе, которая есть здесь, в Абалаке, что люди получают от нее исцеление. Возможно, в то время она планировала поручить мастерицам вышить этот образ. И у меня в голове все сложилось: мужской монастырь, одиночество и возможность исцеления. И я решился.

– Понятно… – Она улыбнулась. – Эх. Жаль, что у тебя руки не работают. Заставила бы тебя сейчас салаты резать. В моем доме лентяйничать запрещено.

– Не представляешь, как мне жаль!

Вита снова улыбнулась, а я облегченно выдохнул.

– Много гостей будет?

– Все свои. Я, ты, Владимир, мама, отец Серафим и Ольга. Она, кстати, должна скоро приехать, Владимир сейчас уедет ее встречать.

Мы замолчали. Она продолжила нарезать овощи в блюдо.

– Последние два месяца я размышлял о том человеке, который меня столкнул. – Я нарушил молчание, и Вита взглянула на меня. – Сначала я хотел выяснить, кто это был, но потом отказался от этой идеи. Какая разница? Им двигали темные силы, в нем взыграла зависть, которую именно я специально подогревал